[kahlan1]

Автор: Ллойд Джонс
Название: Мистер Пип
Перевод -  Кэленен, бета - suok27.

Дисклеймер: перевод для house-md.net.ru, никакие коммерческие цели не преследуются
11 глава


Дорога от дома Пипа на болотах до столичного Лондона занимала около пяти часов. Мы и без объяснений мистера Уоттса понимали, что пять часов означало неблизкий путь. В тысяча восемьсот пятьдесят каком-то году так и должно было быть. Но пять часов - это все равно меньше, чем полтора столетия, а один человек целиком – гораздо больше, чем полмира где-то далеко. Мы услышали, что Пипа напугала "необъятность" Лондона. "Необъятность"?
Мы уставились на мистера Уоттса в ожидании объяснений. «Невероятные количества, толпы, чувство замешательства и ошеломляющий масштаб…» Он говорил о восторге собственного первого посещения Лондона. Улыбка сползла с его лица. Думаю, потому что он вспомнил того юношу, каким был когда-то. Он сказал, что все казалось ему смутно знакомым, с тех пор как он следовал по Лондону за мистером Диккенсом.
Он рассказывал, что был беден, о том, как отдал старой нищенке последние гроши, и после бродил по парку, греясь мыслью о совершенном добром деле. Похолодало. Пошел сильный дождь, и он поспешил к парковым воротам. Ожидая возможности перейти через загруженную улицу, он посмотрел в освещенное окно кафе, желая, чтобы у него были деньги, чтобы купить хоть что-то, и внезапно увидел старую нищенку, намазывающую лепешку маслом. И когда она подняла глаза, сказал мистер Уоттс, она посмотрела сквозь него без капли узнавания.
Мы начали смеяться над нашим глупым учителем. Мистер Уоттс кивнул. Он понимал.
Ему нравилось, что мы над ним смеемся, но в тот момент, когда он опустил взгляд на открытую страницу "Больших надежд", мы умолкли. Несколько мгновений он не читал. Нам показалось, что он как будто вернулся в Лондон, в свою юность, и снова смотрит в освещенное окно. Это был один из тех моментов, которые напоминали нам о положении мистера Уоттса в качестве последнего белого на нашем острове. Вот он стоит перед нами, еще тот тип, вспоминая о местах, в которых никто из нас не был, не видел, и даже не мог представить без помощи мистера Диккенса.
Когда мы услышали о метрополии и Лондоне, то так и не смогли себе этого вообразить. Даже попытки мистера Уоттса найти какие-то примеры на месте потерпели неудачу. Он отправился с нами на пляж. Выкопал канал в песке, чтобы волна затекла туда. Это была Темза. Он нашел несколько серых камней и сложил их в одном месте. Он назвал их зданиями. Мы услышали еще о фейерверках, кучере и конской гриве, но больше не спрашивали, что это значит. Мы учились выделять то, что действительно важно.
Мы как раз впервые знакомились с мистером Уэммиком, противным компаньоном мистера Джеггерса, когда в класс вошла мама вместе с женщиной из ее молельной группы. Ее звали миссис Сьеп. Три ее сына присоединились к повстанцам. Считалось, что муж последовал их примеру. Иначе он должен был где-то лежать мертвый. Миссис Сьеп не говорила.
Мистер Уоттс освободил свое место, и мама мягко подтолкнула миссис Сьеп вперед и представила ее. Миссис Сьеп проверила, что она стоит там, где нужно. Мама показала ей, что нужно чуть подвинуться. Мы увидели, как миссис Сьеп сделала маленький шаг назад.
- Я должна сказать вам две вещи, дети, - объявила миссис Сьеп. - Во-первых, о приманке для рыбы. Вы должны сначала поймать рыбу-прилипалу, если хотите поймать кого-то побольше. Затем вы должны привязать прилипалу за хвост, и она сама порыбачит за вас. Это правда, я сама это видела. У прилипалы есть круглая присоска на голове, которой она цепляется к акуле, черепахе или большой рыбе. Если вы поймали рыбу-солнце, перережьте веревку. Она ядовитая.
Миссис Сьеп поклонилась, и так как она отступила назад, мы начали хлопать. Это было ново для нас, и мы это сделали без подсказки от мистера Уоттса, сказавшего что-то о хороших манерах, которые мы развиваем под его руководством, и о достоинстве миссис Сьеп. В ее речи чувствовалось некое внутреннее спокойствие, которое никак не удавалось найти моей маме.
Миссис Сьеп улыбнулась, и так как она посмотрела на нас, мы прекратили хлопать. Она снова выступила вперед.
- Я начну с вопроса. Что вы будете делать, если окажетесь в море совсем одни? Это вторая вещь, которую я хочу рассказать, - сказала она. Если вам одиноко, поищите спинорога. Бог смешал души собак и спинорогов, потому что, как и собаки, спинороги заваливаются на бок и смотрят на вас с почтением.
Миссис Сьеп поклонилась, и мы во второй раз начали хлопать. Моя мама присоединилась к нам. Я услышала, как она шепчет что-то миссис Сьеп, которая подошла к ней.
Атмосфера в мгновение поменялась. Мы собрались с духом.
- Я знаю, - сказала она, - мистер Уоттс рассказывает вам всякие басни, и одну особенную историю, но вот что я хочу вам сказать. Истории не могут быть сами по себе. Они не могут валяться на земле подобно ленивым псам. Они должны вас чему-то учить. Например, если вы знаете слова, то можете спеть песню, которая заставит рыбу попасться на крючок. Есть песни, которые могут исцелить вас от сыпи или ночных кошмаров. Но я хочу рассказать вам, дети, о дьяволе, которого встретила, когда мне было столько лет, сколько вам сейчас. Это было тогда, когда здесь еще была церковь, а миссия не переехала. Тогда у нас была пристань, а деревня была куда больше, чем сейчас.
Во-первых, дьявол, которого я тогда встретила, вернулся снова. Я расскажу вам об этом, дети, только если меня подстрелят краснокожие, потому что вы должны будете знать, чего опасаться, и, возможно, в этой области мистер Уоттс не так уж хорошо разбирается.
Мама быстро улыбнулась ему, как будто это была лишь шутка. Лишь одна только я понимала, что она не шутила. Она продолжила.
- Была женщина, жившая сама по себе, и вот однажды она увидела, как мы, дети, болтаемся неподалеку. Она подошла и начала орать.
- Эй! Если вы, паршивцы, стянете церковные деньги, я вырву вам ресницы. Люди увидят, что вы похожи на ощипанных цыплят и поймут, что вы, мерзкие дети, украли церковные деньги. Она напугала нас. Мы слышали, что она умеет колдовать. Однажды она превратила белого в мармелад и намазала на хлеб.
Весь класс посмотрел на мистера Уоттса. Это было нечто, что он должен был хотеть опровергнуть. Женщина, превратившая белого мужчину в мармелад и намазавшая его на тост. Мистер Уоттс только что услышал смехотворную похвальбу, но никак не отреагировал. Как обычно во время маминых выступлений он стоял, полуприкрыв глаза, с внимательным выражением на лице.
- Так что, когда она спросила, украли ли мы деньги из церкви, мы сказали, что нет, но это был неправильный ответ. Мы поняли это, так как она явно разозлилась. Она размышляла над тем, что ей сказать дальше или просто ей надоело - мы не поняли и решили, что можем уйти. Тогда она сказала:
- А что если, я попрошу вас, дети, украсть церковные деньги?
Мы все - и девочки, и мальчики - не смели взглянуть друг на друга. Мы бы скорее умерли, чем украли деньги из церкви. Если бы мы это сделали, то умерли бы все равно, хотели мы этого или нет. Так что мы не собирались их красть. Ни за что.
Дьявольская женщина угадала наши мысли, потому что сказала:
- Послушайте меня. Если, дети, я скажу вам украсть деньги, вы так и сделаете. И знаете, почему?
Никто из нас не знал, и мы не знали, что ответить.- Думаю, нет, - сказала она, - вы чертовы бесполезные дети. Вот, смотрите сюда.
Мама замолчала, и мы все посмотрели на нее. Даже мистер Уоттс не остался в стороне.
- Я попробую описать, что случилось дальше, - сказала она.
- Возник шар. сотканный из темноты, почти непрозрачный, который, пронесся с того места, где мы стояли. Мы закрыли руками глаза, а когда осмелились взглянуть, то увидели черную птицу. Никто из нас раньше не видел такую птицу. У нее была злобная голова, тело голубя и острые когти, в которых она держала двух маленьких птичек, по одной в каждой лапе. Она широко раскрыла клюв и смотрела на нас одним глазом, и мы поняли, что это дьявол. И пока этот взгляд не давал нам сойти с места, она засунула одну птицу в клюв, лениво хрустнула нею и проглотила. Вторую птицу ждало то же самое. Затем мерзкая птица превратилась обратно в черноту, которая снова разлилась у наших ног. Через мгновение перед нами оказалась эта ужасная женщина, из ее рта торчали перья.
- А теперь, - сказала она, - принесите мне церковные пожертвования в следующее воскресение, а иначе... И никому не говорите. Я узнаю, если вы проболтаетесь, я приду ночью, когда вы будете спать на своих циновках, вырву ваши глаза и скормлю рыбам.
Мы не сказали родителям, потому что не хотели лишиться глаз. Да и кто в мире захотел бы ослепнуть? Но мы, дети, знали, что должны совершить два преступления. Во-первых, мы должны были украсть деньги, а во-вторых. сделать что-то заведомо плохое. Так что мы должны были дважды поступить плохо. И эта темнота могла стать непроглядней той, что наступала, когда ты больше не мог видеть. Так что мы ничего не сделали. Мы позволили пожертвованиям проплыть у нас перед носом и не сделали ничего, потому что к воскресенью мы решили, что лучше уж меньшая тьма. Пусть дьявольская женщина придет, вырвет нам глаза и скормит их рыбам.
Все воскресенье мы прождали, когда она появится. Мы ждали, что она просочится в открытое окно школы на следующий день. Мы решили рассказать священнику, что случилось. Он сказал, что нам удалось обмануть дьявола. Он сказал, что дьявол приходил, чтобы испытать нас, детей. Для этого дьявол и существует. Чтобы испытывать то, во что мы верим. Но если бы мы украли деньги, то эта женщина непременно бы появилась, потому что тогда мы, дети, попали бы прямо в руки к дьяволу. Священник сказал: "Молодцы, дети" и дал нам по конфете.
В конце истории моя мама взглянула на мистера Уоттса, и они смотрели друг другу в глаза, пока не вспомнили о нас. Если бы она этого не сделала, мы, дети, подумали бы, что это была просто история о дьяволе, и мы бы не позволили потом краснокожим передумать.
Моя мама никогда напрямую не спрашивала, как, по моему мнению, проходили ее визиты. Она хотела знать, но просто заходила с другой стороны. Ночью она спросила, верю ли я в дьявола. По глупости я ответила, что нет. Она спросила у меня, почему - после всего, что мне рассказали о дьяволе, и я процитировала ей слова мистера Уоттса. Я сказала, что дьявол - лишь символ. Его не существует на самом деле.
- Как и Пипа, - сказала она.
Но у меня был готов ответ.
- Ты не можешь услышать голос дьявола. А голос Пипа можешь.
После этого она замолчала. Я ждала и ждала, пока не услышала ее негромкий храп.
Когда она появилась в классе следующим утром, было очевидно, что она пришла поговорить не с нами. Она пришла поспорить с мистером Уоттсом.
- Моя дочь, моя дорогая Матильда, - начала она, - сказала мне, что не верит в дьявола. Она верит в Пипа.
Она остановилась, чтобы дать время мистеру Уоттсу ответить. Как всегда, он не показал ни тени удивления.
- Хорошо, Долорес, - мягко ответил он, - что, если мы скажем, что на книжных страницах у дьявола и Пипа одинаковое положение?
Теперь настал черед мистера Уотса делать паузу. Он ждал, но я понимала, что она не ответит.
- Давайте посмотрим, - сказал он. - Пип - сирота, получивший возможность творить и себя, и свою судьбу. То что пережил Пип, напоминает нам о судьбе эмигрантов. Все они оставили место, где выросли. Каждый потерпел неудачу. Каждый получил возможность создать себя заново. И они по-прежнему могли делать ошибки.
И тут моя мать увидела, по ее мнению, слабое место в аргументации мистера Уоттса. Она подняла руку, прерывая его, и спросила:
- Но как он поймет, что сделал ошибку?